Дай мне
Этого ждали долго. Этого хотели все. За это отдали жизнь много людей. И когда злость начала становиться исcтуплением - это произошло. Звено вертушек засекло снайпера в ущелье. Он маскировался, пытался спрятаться, но.... Половина нашего подразделения находилось в пятнадцати минутах бега, а вторая половина, во главе со мной - в получасе от снайпера. Разведданные, полученные по рации с вертушек, приободрили всех. Оба подразделения выступили на захват снайпера одновременно. По прошествии двадцати минут мы услышали редкую стрельбу. Значит, он не уйдёт....Живым.....
Этот снайпер терроризировал окрестные блокпосты и проезжающие транспорты уже несколько месяцев. Его почерк был уже хорошо известен. Он не любил красивых выстрелов в голову или, например, в пах. Он просто стрелял. Иногда казалось, что он вообще не очень хороший стрелок. Но промахивался он редко. Несколько десятков раненных бойцов и милиционеров считали его своим личным врагом. Нескольким его личность была уже безразлична.... Мой взвод тоже потерял "трёхсотым" одного парня, именно от руки этого снайпера. Пуля, выпущенная из импортной винтовки с расстояния более шестисот метров, разбила парню локоть. Тогда мы пытались задержать снайпера, но он легко ушёл от нас, пользуясь ущельем, намытым горной речушкой. В процессе погони стало понятно, что физическая подготовка этого стрелка оставляла желать лучшего, он был или подростком, или стариком. Или женщиной. И от этого он был ещё более ненавистен. Многие поклялись не довезти его до Чернокозова. Наверняка, так и должно было случиться, но....
И вот теперь мы бежали по камням, по воде, мы бежали, падая и поднимаясь, стискивая зубы в злобе, бежали, чтобы поймать и убить убийцу. Уничтожить этого ненавистного врага, чтобы отомстить за друзей. И чтобы не испытывать больше боли, боли потерь. И ещё чтобы не ощущать противный холодок на бритой голове, ожидая очередного далёкого выстрела.... Поднялись на последнем издыхании на пригорок, за которым вёлся бой. Его картина предстала во всей красе. Снайпер, прижатый к каменистому кустарнику, был блокирован шестью моими бойцами. Когда у стрелка, по нашему предположению, закончился боезапас - мы закидали его сигнальными дымами, ошеломили мощным автоматическим огнём и задержали. Как и предполагалось, стрелок оказался женщиной.
Её глаза были не похожи на глаза человека. Её лицо было искажено гримасой боли, боли не столько физической, сколько душевной. Несколько ссадин на её лице, казалось, нисколько её не волновали. Что странно, ни злобы, ни ненависти к врагам, пленившим её, не было заметно. Просто боль в глазах и равнодушие. Равнодушие ко всему происходящему. Казалось, что она уже умерла. Я наклонился к связанной женщине, заглянул ей в лицо. Лет тридцать, может чуть моложе. На лице - шрам. Обычная женщина. Рядом лежала её винтовка, иностранная, дорогая и красивая. Я передёрнул затвор, патронов в ней небыло.
- Со хога вист хила веза*....
В её глазах не отразилось ничего. Я легко ударил её в подбородок. Это не произвело на неё никакого впечатления. Я поднял рукава на её связанных руках. Вены были чистыми.
- Товарищ командир....Они ещё в пах колються, бывает...Или в ноги...
- Ладно, в штабе её осмотрят. Её обыскали? Тогда берём, понесли. Винтовку не забудьте....
Поднявшись на высокий холм, радист связался с командованием, доложил о пленении снайпера. Нам было приказано выдвинуться с пленным к определённому квадрату. Через час мы встречали там вертушку. Первым из приземлившегося вертолёта спустился командир бригады, сопровождаемый неизвестным генералом. Разговор состоялся короткий.
- Капитан, ты с пленной и парой бойцов грузишься в вертушку. В С-ге получишь сопроводиловки и далее повезёшь её в Чернокозово. Вперёд... Остальные сами вернутся.
- Ясно.
Через пару минут я махнул браткам из вертушки. Они вернутся, иначе и быть не может. Я закрыл глаза, положил голову на поручень. Сразу представилась пленённая чеченка. Её глаза буравили меня, казалось, они причиняют мне физическую боль. Видение было настолько реальным, что я невольно открыл глаза и посмотрел на задержанную. Нет, она по-прежнему смотрела в пол и по-прежнему проявляла равнодушие ко всему. Я моргнул моему бойцу, он поняв меня, толкнул её ногой в плечо. Чеченка упала, но тут же снова поднялась и села. Казалось, что её не волновала причина её падения. Казалось, что её не волновало ничего... Через некоторое время вертушка заложила вираж и плюхнулась прямо на дорогу. Нас встречала "шишига" со взводом спецназа ВВ и уазик с офицером. Я подтолкнул чеченку к выходу и спрыгнул сам. Бравый сержант ВВешник дёрнул задержанную за рукав так, что она кулем упала в пыль. Я рывком развернул его:
- Полегче, браток!!
Недоумённо взглянув на меня, сержант поднял чеченку и повёл в шестьдесят шестой газончик. Мне предложили поехать в уазике. Но, отказавшись, я погрузился вместе с задержаной. Вскоре мы подъехали к временному штабу. Сдав задержанную следователю, я отпросился отдохнуть. Начштаба кивнул дневальному:
- Проводи капитана, пусть поспит.
Вскоре, удобно устроившись на койке, я начал дремать. Но потихоньку меня обступили бойцы и начали расспрашивать:
- Товарищ капитан, расскажите, кто она? Что она говорила? Какая у неё винтовка была?
- Мужики, в штабе мои бойцы её стерегут, поговорите с ними....Если сумеете разговорить, то всё узнаете.
Меня оставили в покое и дали поспать. Проснувшись, я обнаружил на табуретке стакан чая и пару кусков хлеба с положенными на них дольками консервов. Позаботились...Я вспомнил прошедщий день, рейд по горам. Донесение воздушной разведки. Атака, бой, пленение снайперши. Дым....Глаза. Эти большие чёрные глаза, бездонные и полные боли. Я помотал головой, отгоняя от себя это видение. Задумался. Странно, я совсем не испытывал злобы и ненависти. Она была врагом и не более. Мне не хотелось её резать и рвать. Я её задержал. Живой. А судить и приговаривать я не хочу. Мало того, мне хотелось сдать её в Чернокозово живой. И даже невредимой. Странные мысли, однако....
В штабе меня ждали. Документы были готовы, задержанная, теперь уже арестованная, тоже. На её лице прибавилось ссадин, в глазах прибавилось боли. Я укоризненно посмотрел на следователя с фигурой мясника и взглядом наркомана. С таким же успехом я мог посмотреть в глаза борову.
- Давай, капитан, довези её..... Жаль только, ты её живой взял. Из Чернокозова, говорят, выкупают иногда. Эта гнида молчала, ни слова не сказала. Но бумаги подписала.
Следак довольно осклабился.
- Довезу...
Приближался вечер. Водитель уазика обещал довезти до темноты. Мои бойцы тесно зажали чеченку на заднем сиденье. Уаз дёрнулся и помчался по пыльной дороге. Через час езды мотор уазика начал фыркать. Машина начала дёргаться и вскоре встала. Паренёк водитель несколько раз лазал под капот, заводил машину, но она так и не поехала. Я заглянул к склонившемуся под капотом воину:
- Ну что там?
- Так говорил я зампотеху, высоковольтники и крышку трамблёра давно пора менять. Так ему всё нипочём!
- Сами сможем ехать?
Боец виновато покачал головой. Я развернул карту. До МВДешного блок-поста было чуть менее двух километров.
- Так....Давай, беги к ментам, проси у них буксир и машину.
Боец убежал выполнять приказание. Небо начало темнеть. Я оглянулся на чеченку. Сидя между двумя бойцами, она дремала. Теперь, когда она немного расслабилась, стали заметны морщинки под глазами. Казалось, что ей больно, и она старается терпеть эту боль. Невдалеке раздался звук приближающегося автомобиля. Бойцы предёрнули затворы, я вылез из машины. Подъехал такой же уазик. С него выпрыгнул прапорщик в милицейской форме:
- Ну что, бедолаги, поломались блин....Давайте, цепляйтесь, ща мы вас дотянем.
Прапор, который оказался слегка пьяным, дотянул нас до блокпоста. Менты встретили нас прилично, но немного настороженно. Начальник запер задержанную, проводил нас в большую палатку.
- Садитесь, перекусите с нами, выпейте...
- Спасибо...
За столом сидели несколько милиционеров, изрядно поддатых. В воздухе стоял запах "травы".
- Ну что, капитан. Значит снайпершу поймал. Молоток, за это нужно выпить.
Менты налили по целому стакану, похлопали меня по плечу, поздравили. Все чокнулись и, шумно выдохнув, выпили разведённый спирт.
- Колян, давай приведи нам эту зверушку, посмотрим на неё.
- Мужики, пусть она там останется.
- Да ладно, кэп, что тебе её жалко что ли?
Я тяжело вздохнул. Пьяный сержант привёл чеченку.
- У какая. Ничего так, даже разок трахнуть можно, хором конечно.
Менты заржали. Я сжал челюсти, чеченка не шелохнулась.
- Ты это, кэп, не волнуйся. Мы её не убьём. Наоборот, она у нас отдохнёт. Хоть напоследок испытает настоящих русских мужиков.
Менты снова заржали. Старлей подошёл вплотную к чеченке.
- Ну что, красавица, повеселишь ребят? А? Что молчишь сука?!
Старлей ударил чеченку по лицу. Она отшатнулась. Я встал:
- Слышь старлей, давай закругляйся с развлечениями. Я за неё отвечаю, закрой её туда, где была.
- Кэп, я не понял...
Старлей подошёл ко мне.
- Ты не желаешь поделиться этой овцой с братишками?
- Она не овца, она военнопленная.
- А ты знаешь, что она на нашем блокпосту двоих завалила!? Или тебе похрену это!?
- Я обязан довезти её до следственного изолятора.
- Ну и довезёшь. Только мы наших ребят ей напомним. Всю оставшуюся жизнь будет вспоминать эту счастливую ночь.
Он снова подошёл к чеченке.
- Давай кума, раздевайся.
Чеченка не шелохнулась. Встал сержант, снял со стены автомат:
- Стёп, да она наверное глухая. Дай-ка я ей ухи почищу.
Он направил ствол автомата чеченке в ухо. Я повернулся к нему.
- Ты что, боишься её?
- Нет, чего мне её бояться.
- Так будь воином, дай ей тоже автомат, будете наравных.
Повисла напряжённая тишина.
- Ты считаешь её солдатом, капитан?
- Да. Я взял её в плен в бою. Она воевала. Мне наплевать на те причины, по которым она воевала. Но она воин. И относитесь к ней как к воину. Если вы считаете, что она должна умереть, то выведете её в поле и приговорите. А издеваться над ней я не позволю.
Я встал к чеченке спиной и лицом к ментам. Их мутные глаза смотрели на меня с ненавистью. Некоторое время они молчали. Мои бойцы напряжённо сидели за столом, я видел, что они готовы к худшему варианту развития событий.
- Мне кажется...
Начал старлей протяжно.
- ...что кто-то не ценит наше гостеприимство. Придётся наказать....
Менты резко пошли на меня в атаку. Мои бойцы вскочили и мгновенно перевели в "горизонт" двоих. Затем ещё двоих. Одного смог обездвижить и я. Более не успел. В глазах поплыли разноцветные круги, во рту появился вкус крови. По телу пошли вспыхивающие яркой болью удары. В глазах появилась темнота. Тело стало вялым и непослушным. Затем наступила тишина.
Свет появился тоже внезапно. Болели губы и рёбра. Руки были связаны проволокой. Появился старлей:
- О, капитан. Ты вчера нажрался, как свинья, буянить начал. Пришлось тебя связать, уж извини.
Старлей издевательски усмехался.
- Да и ребята твои тоже....Вы вот что, давайте поднимайтесь, собирайтесь и мотайте отсюда. Водила ваш там, кажется, наладил уже всё.
Старлей развязал мне руки.
- Пойдём.
Мы вышли на воздух, вокруг стояло несколько ментов. Один из них протянул мой автомат без рожка. И подсумок.
- Патроны вы вчера все постреляли.
Улыбнувшись пояснил старлей.
- Но мы вам дадим....Один. Я думаю, вам более не нужно. До Чернокозово километра три осталось.
Старлей взял меня за рукав, повёл к уазику, за рулём которого сидел наш водитель. Бледный и испуганный. Сзади менты провожали моих бойцов, побитых и злых. В уазике сидела чеченка.
- И вот что я тебе скажу, капитан....
В полголоса проговорил старлей.
- Не стоило ругаться со своими братишками ради этой суки. Всё равно она получила, что хотела.
Мент улыбнулся.
- Ничего такая тётка, умеет.....
Старлей грязно ругнулся и заржал. Я скрипнул зубами и посмотрел ему в глаза.
- Гнида ты, какой идиот вас на войну отправил. Из-за вас столько боли.....Не братишка ты мне. Мент ты, "мусор" одним словом.
Старлей посуровел взглядом.
- Давай, капитан, может когда увидимся.
Мы сели в уазик, тронулись.
- Товарищ командир, мы всё это так и оставим?
Бойцы со злобой в голосе задали вопрос.
- Нет, братишки. Эти гниды своё получат. Хотя, их и так жизнь обидела, они мусора. Они гниль....
Все помолчали, хотя обида и злость витала в салоне уазика и была понятна без слов. До Чернокозова оставалось не больше полутора километров. В умиротворяющем урчании уазика речь чеченки раздалась неожиданно.
- Майра... кянт... ноа... нана...дада... со*. Со!
Она заплакала, затем зарыдала. Я опешил.
- Останови машину. Останови!
Уазик остановился.
- Выведите её.
Чеченка стояла рядом с уазиком и рыдала. Я потряс её за плечи.
- Скажи мне что-нибудь, скажи.
Она всхлипнула и хрипло проговорила по-русски.
- Прошу тебя....Поговори со мной, один на один. Прошу...
- Мужики, мой ствол сюда, все в машину и сто метров вперёд. Выполнять.
Уазик проехал метров шестьдесят и немного повернув встал.
- Что ты хотела мне сказать?
Чеченка посмотрела мне в глаза.
- Ты воин....Настоящий воин. Среди наших тоже встречаются ....мусор. Спасибо тебе. Когда я умру....в тот момент когда я умру, я вспомню о тебе.
Чеченка разорвала подкладку платья, достала фотографию.
- Вот, посмотри....Это мои сын, дочь, муж и мама. Их всех убили, в один день. Гаски*. Солдаты. Взорвали вместе с домом. Я потеряла всё, сразу всё. Я потеряла своё сознание. Мы с мужем работали в школе. Учили детей доброму.....Возьми её себе.....Возьми.
Чеченка снова заплакала.
- И тут эта война, непонятная и страшная. Зачем....Что мне было делать. Ничего, ничего у меня не осталось....Ни души, ни тепла.....Боль. Ты увидел её в моих глазах, я знаю....Я почувствовала. Первый раз за много чёрных дней. Почему ты не убил меня? Почему!?
- Я.....я не хотел тебя убивать.
- Я твой враг! Убей меня сейчас....Прошу. Ты воин....Ты в праве убить воина. Убей...
- Нет....Я не хочу....И не смогу.
Чеченка, брякая наручниками, подняла платье до груди. На её теле были свежие раны, в-основном в самом низу живота. Менты тушили об неё окурки и кололи ножом.
- Равлекались они тоже все и по-разному....Все...
Её взгляд начал снова стекленеть, как тогда. Там, когда её пленили....Я почему-то испугался. Я не хотел этого...
- Подожди....Не проси у меня того, чего я себе никогда не прощу! Я не хочу твоей смерти.
- Ты хочешь, чтобы я страдала и дальше. Я прошу всего-навсего смерти. Смерти! Дай мне!!
Её крик эхом пронёсся у меня в мыслях. Я вздрогнул. Посмотрел на неё. Её глаза были живыми, горячими и влажными от слёз. Теперь в этих глазах я увидел, кроме боли, ещё и надежду. Надежду, которую я понимал, основой которой был я. И я понимал, что должен....Долг мой! Что я должен? Я должен служить своей родине, гражданам моей страны. Но разве эта женщина, эта мать и жена не гражданка моей страны? Разве это не я заставил её взять в руки винтовку, вместо указки? Разве это не я теперь должен исполнить последнюю её мечту... Страшно.
- Я не смогу, мне страшно.....
- Сможешь, я прошу, я умоляю. Дай мне мою смерть!!
Я снова вздрогнул. Автомат сам сполз с плеча и больно ударил по ноге. Я с удивлением посмотрел на него. На эту машинку для смерти. Или для счастья.....Кому как.... Счастье. Для неё смерть сейчас счастье. Разве я не могу дать ей то, чего я лишил, чего мы лишили.... Могу. Должен... И не могу....Я не могу найти в себе силы убить её... Она как будто прочитала мои мысли.
- Ты сильный, ты воин. Ты сможешь....
Я закрыл глаза. Нет. Я не могу. Со стороны уазика послышался отдалённый шум мотора. Приближался грузовик. Времени на принятие решения не осталось.....
- Прости......Я не....
- Сможешь! Прошу только, не промахнись!! Дай мне!!!...
Чеченка, громко закричав, развернулась и побежала в степь. Я поднял автомат, сейчас он стал очень тяжёлым. Один патрон. Руки предательски дрожали и не слушались. Черные волосы чеченки попали в прицел. Глаза защипало. Я чувствовал слёзы. Горло сдавил горький комок. Ещё секунду - и я не смогу. Я резко дёрнул спуск и закрыл глаза. Стоя с закрытыми глазами, я слушал. Слушал приближение грузовика, слушал, как уазик сдаёт задним ходом, слушал эхо от выстрела. Я слушал... Громче всего билось моё сердце. Казалось, каждый его удар произносит одно и тоже слово. Дай, дай, дай.... Дай мне... Я открыл глаза. Чеченка лежала на земле, выкинув скованные наручниками руки вперёд. Тяжело ступая и волоча "машинку для счастья", я начал движение. Движение навстречу её счастью. Грузовик, пшикнув тормозами, остановился. Из него попрыгали бойцы. Я шёл.... Пять шагов, три....Каждый шаг давался тяжелее предыдущих. Последний заставил меня опуститься рядом с ней. В её затылке, прямо посередине, была дыра. Я попал. Но я не хотел... Я перевернул тело. Её глаза были широко открыты. Теперь в них не было боли. В них было счастье! Счастье воина, обретшего покой со своей семьёй. И счастье женщины, которая не смогла жить с тем горем, которое принёс ей я. Принесли мы. Но я искупил свою вину....Я сделал для этого невозможное. Я искупил!!! Слёзы текли из глаз, я не старался их унять. Я плакал. Мои горячие слёзы капали на холодеющие глаза чеченки, хоть на минуту принося в них мою жизнь.
Рядом нагнулся офицер из грузовика.
- Что случилось?
Я поднял к нему заплаканные глаза. Он непонимающе отпрянул.
- Я искупил.....А ты, ты искупил свою вину!? Ты сможешь.....Дай мне!!!!
Дикий рёв воина пронёсся по склонам гор, многократно отразившись и усилившись. И наступила тишина. Мёртвая тишина. Могильная....Дай мне, Господи, силы забыть всё это. Дай мне....
Со хога вист хила веза* - мне необходимо поговорить с тобой.
"шишига" - ГАЗ-66
Чернокозово - следственный изолятор на территории Чеченской республики.
Майра... кянт... ноа... нана...дада... со* - муж, сын, дочь, мать, отец, я.
Гаски* - русские.
